ОЛИГАРХ

Я придумала олигарха. Так, тоски сердечной ради. Олигарх подарил мне радиотелефон. Теперь мы можем разговаривать. "Ну что, -спрашивает олигарх, - не пролезу я в игольное ушко?" "Не беспокойся, Ванюша, не пролезешь" - отвечаю я. "Это хорошо" - заключает мой олигарх и сходит с волны...
Раз в неделю /по понедельникам/ он ест на обед тюремную баланду. Сидит в своем пентхаузе /нет, лучше в трехэтажной этакой вилле в... да, в Комарове/ и перекошенной алюминиевой ложкой из мятой алюминиевой миски наворачивает супец из перловки, тухлой капусты и хвоста чахоточной селедки. Чтобы не терять ощущение реальности. Супец ему привозит прямо из "Крестов" полковник внутренних дел. А чего не привезти - за такие-то бабки! Чтобы воспринять бытие максимально объемно, мой олигарх подчищает миску до блеска, подбирая горелой коркой с мятых боков лужицы селедочно-овощно-крупяного питательного до жути бульона. Достав из кармана пачку "Беломора", сыто закуривает... И так из года в год, каждую неделю, по понедельникам.
Раз в месяц он останавливает свою машину у какой-нибудь паперти. Выискав в толпе нищих особо поганое лицо, вручает поганому лицу пятьсот долларов. Он знает, что эти деньги будут коллективно пропиты со сказочной скоростью. А ему какое дело? В нищих деньги не вкладывают - нищим деньги жертвуют. Да... Раз в месяц мой родненький олигарх не без сладости изменяет мамоне. "Служить бы рад -декламирует он из Грибоедова, - прислуживаться тошно!" Можно было бы, красного словца ради, сказать, что он служит двум богам. Но он, конечно, служит одному. Другому не служит - возлагает цветы на пустую могилу.
По утрам он видит в зеркалах ванной приметы скотства. Глаза будто бы мельчают, щеки будто бы свинеют... Он видит, но это его не шибко заботит, как не шибко заботит всякая неизбежность. Он доволен, что те же приметы все еще замечает в лицах своих сотрудников и партнеров. Своих подельников.
Я называю его олигархом. Здесь необходимы пояснения. Трудно представить какого-нибудь Березовского, Гусинского, Чубайса, любого и тех, кого газеты называют "олигархами" жующим баланду не по необходимости, а по доброй воле. И немудрено: упомянутые лица, конечно же, не олигархи. Они просто чертовски богаты, но "олигарховостью" от них и не пахнет. Не думаю, что журналисты сознательно дурят "народные массы", называя упомянутых персон тем, чем они на самом деле не являются. Просто слово "олигарх" короче, чем "ну очень богатый человек" и, так сказать, технически удобнее. В слове "олигарх" чуткое ухо просто не может не чувствовать некий дух в е л и ч и я /ср.: патриарх/. Спросите себя, наблюдая на телеэкране любого из наших "олигархов": есть ли в этом фейсе величия хоть на грош? Вот, скажем, лицо Бориса Абрамыча. Скажешь ли, глянув на него: "Да, это несомненно лицо великого человека"? Если одеть упомянутую персону в драный костюмишко с засаленными локотками и поставить за прилавок сэконд-хэнда, нипочем не догадаешься, что перед тобой - олигарх. То есть денег у наших "олигархов" - до посинения, а величия - ни капли.
Но мой-то олигарх - не символический, а самый натуральный. Надо видеть, к а к он ест перловку. К а к ходит... Да, надо видеть эту спокойную спину камикадзе, давным-давно подставившего подпись под собственной похоронкой - и тут же выбросившего из головы и эту подпись, и эту похоронку... Моего олигарха вы можете переодеть в какой угодно хлам, поставить за какой угодно прилавок, отнять у него весь декор. Но отнять величие - не выйдет!
Вот он сидит на кухне дряхлой коммуналки и ест свою любимую баланду. Соседи, незатейливые души, мышками таятся по комнатам и без крайней надобности сунуться на кухню не спешат. Я бы не сказала, что они его боятся. Чего тут бояться? Он не скандалист и не драчун, он нищ, у него власти - ни хрена. Только величие и минимальная пенсия. Самый сволочной из соседушек буквально проплывает за спиною моего героя к замызганной плите. И проявив чудеса эквилибристики умудряется поставить свой чайник на конфорку абсолютно бесшумно...
Обычно, идя в гости к бедным друзьям, я стараюсь принести с собой хоть что-нибудь, хоть хлеба полбуханки. Но ему я никогда ничего не приношу. Не из тайного злорадства - просто он не возьмет, я знаю. А чего не знать - ведь это я придумала его таким!